— Уважаемая, зачем твоя так? Моя твоя говорить, что моя воин хорошо! — Вежливо и изысканно так, будто какой-нибудь граф на светском приеме, осведомился я у Мыша. — Скажи твоя люди, чтобы стоят на месте. А то моя твоя стреляет.
Мышь что-то послушно рявкнул, и все действия на сцене на время замерли. Рявкнул кстати, то ли на другом языке, то ли что-то специфически-военное, — я слов не разобрал. Ну да ладно. Сейчас не до обновления словарного запаса, хотя его скудность, именно в этой ситуации, ощущается как никогда сильно. Надо разруливать ситуацию дальше, потому как сейчас она несколько тупиковая. Со мной противник ничего сделать не может. Пока. Но и я, прямо скажем, прикован к своему пленнику. Бежать некуда — от конного, да еще и вооруженного огнестрелом, в степи не сбежишь. Воевать тоже бессмысленно — победу по очкам тут не присуждают. Пару-тройку противников я возможно и завалю, а дальше… — все будет печально. Вот с пленником, значит, и будем разруливать эту неприятную ситуёвину.
— Моя твоя зла не хотеть, зачем твоя моя нападать?
— Мы на тебя и не хотели нападать, чужеземец. Это ты, первым напал на моих людей.
— Твоя, говорить попроще. Моя плохо понимать, когда длинный слово. Но твоя нападать первым. Не обманываешь моя.
— Произошло недоразумение. Ошибка. Твоя понимать? Твоя моя отпускай?
— Твоя не спешить. Моя твоя отпускай. А твоя люди, моя стреляй.
— Я готов разделить с тобой воду, и тогда мои люди твоя не стреляй.
…Ну да. Нам эта самая Офелия, про такой обычай говорила. Дескать, у степняков, угостить друг друга водой, это что-то вроде договора о ненападении. Вот только, насколько можно верить этим ребятам? Та же Офелия, говорила, что любой договор существует до тех пор, пока он выгоден обеим сторонам, или одна сторона может силой заставить другую сторону его соблюдать. Ладно. Попробуем сделать наш договор выгодным.
— Если твоя моя обманываешь, моя убивать много твоя людей. Твоя это не надо! Понятный?
— Да, не беспокойся. Я сдержу слово.
Я еще немного помедлил, ибо, если честно, было немного страшновато. Но поскольку деваться было некуда, отпустил заложника, и сделал пару шагов назад, все еще держа автомат наготове.
Мышь, несмотря на довольно солидный возраст, довольно бодро вскочил на ноги, поднял руку и вновь прокричал что-то своим людям, чего я не понял. Потом отряхнул одежду, поднял и надел свалившуюся шапку, отстегнул с пояса флягу, открыл ее, отпил глоток, потом протянул мне.
…Облом-с… У меня-то фляжки нету, а как я помню, в основе церемонии лежал именно обмен водой.
— Моя… — вода где… — в чем… — в куда наливай, нет. — Я извиняющеся развел руками. Потом подумал немного, вынул из перевязи один газырь, высыпал оттуда порох, налил воду из фляжки, так же отпил глоток, и передал Мышу. После чего выпил уже из его фляжки, и вернул хозяину.
Хотя, честно говоря, я не особо верил в эти церемонии, но по слегка изменившемуся лицу Мыша, понял, что древняя магия сработала. Из его глаз вдруг резко пропало напряжение, и даже тело будто расслабилось. Сдается мне, он искренне верил, что все эти ритуалы что-то значат. Попытаюсь поверить и я.
— Как так получилось чужак… — Иигрьржкоов, что ты идешь по степи пешком и даже без фляги?
— Моя идти с караван. Налетать много-много благородный люди. Большой бой. Я теряется от основной караван.
— Хм… Откуда в Дааре, взяться много-много благородных оу? Может это были солдаты? — Кажется мои слова сильно встревожили Мыша. Понять бы еще чем? …Хотя, кажется понял — «оу» тут означает и просто всадника, и кого-то вроде наших дворян, воюющих верхом на конях или верблюдах. Вроде как в латинских языках сохранились разные там «кабальеро», перекочевав в русский, ставшие «кавалерами». Наверное я как-то неправильно употребил этот термин, вот мой новый приятель и всполошился.
— Нет, не… — Из-за скудности словарного запаса, подходящего слова я подобрать не смог, и вместо этого изобразил этакий церемонный поклон, какой нам показывали на занятиях по этикету. — Просто — которая… — лошадь сидишь, ездишь.
— А-а-а… Понятно. — Мышь явно успокоился, хотя его взгляд и изменился. Стал каким-то уж слишком пристальным. — …Так куда ты направляешься Иигрьржкоов?
— Юг. — Коротко ответил я. Потом подумал немного и добавил. — Твоя моя звать просто Игорь.
— Хорошо Иигрь. Предлагаю тебе побыть моим гостем. Обещаю, что никто ничего плохого тебе не сделает. Мне очень интересно узнать, откуда ты такой взялся, и что с тобой произошло.
Честно говоря, было довольно неуютно, когда меня окружила толпа бородатых мужиков с довольно зверскими физиономиями, в грязноватых пестрых одежках, но все — со здоровенными ножами на поясах. Тут уже не то, что самбо-карате, тут даже пулемет не поможет, если они вдруг решат дружно кинуться на меня. Но надо отдать должное, несмотря на рожи отпетых бандитов, вели себя «злодеи» довольно прилично. Пялились конечно, как на вислоухого гиббона в зоопарке, но пальцами не тыкали, окурками не кидали, и конфетами, сквозь прутья ограды, кормить не пытались.
Меня подвели к некоему почтенному аксакалу, лет сорока, гордо восседавшему на белоснежном верблюде, с выражением лица на морде — «Я шах персидский, а вы все гавно», и Мыш представил нас друг другу. Аксакал оказался самим оу Моог Моовигом. Судя по уровню почтительности, с которой Мыш обращался к сему важному господину, на сей раз приставка «оу» обозначала не существо едущее верхом на другом существе, а именно представителя того самого благородного дворянства, которые в этом феодально-сословном обществе считаются круче вареных яиц, и могут свысока поплевывать на девяносто процентов остального населения. А еще, как я понял, он и был владельцем каравана, а Мыш при нем, был кем-то вроде начальника охраны… Что-то еще… Ага, когда нам рассказывали о политических устройствах разных стран, отдельно упоминали о Кредонской республике, где благородные люди вовсю занимаются бизнесом, что в большинстве других стран, для благородного человека считается западло. Значит я на территории Кредонской республики? Хм… Почему-то наши лекторы говорили о ней в несколько негативных тонах. Что-то там у них с этой республикой было связанно нехорошее… Впрочем, ладно. — После представления, мне было предложено присоединиться к каравану, — «Хотя бы до вечера, будь нашим гостем», и даже подвели невысокую лошадку, статями скорее напоминающую страдающего анорексией ослика.